1. С наступлением весны военные силы собирались там,
где было им назначено. Нарзес же приказал как можно
больше обучать их военному делу и укреплять их дух еже-
дневными упражнениями, принуждая их бегать и в порядке
вскакивать на лошадей, кружиться в пиррихе, некоем воен-
ном танце,[28] и быстро при звуке трубы издавать военный
клич, чтобы они, живя безопасно на зимовке, не отвыкли
совершенно от войны, а затем не ослабели и в самой битве.
В это время варвары медленно продвигались [вперед] и на
своем пути все грабили и опустошали. Далеко обойдя город
Рим и всю его округу, они двигались дальше, направо имея
Тирренское море, а налево перед ними расстилались скали-
стые берега Ионического залива. Когда же они пришли в
Самниум - так называется страна, то там разделились на
два отряда. Бутилин с большим сильнейшим войском отпра-
вился к Тирренскому побережью, опустошил большую часть
Кампании, вступил в Луканию, а затем вторгся в Бруттиум и
дошел до самого пролива, который разделяет остров Сици-
лию и Италию. На долю же Левтариса, ведущего остальное
войско,выпало разграбление Апулии и Калабрии. Дошел он
до города Гидрунта, который расположен у побережья Ад-
риатического моря, откуда начинается Ионический залив. И
те, кто были природными франками, проявляли большое
почтение и благочестие по отношению к святыне, так как, я
уже сказал, они имели правильное представление о божест-
ве и почитали те же святыни, что и римляне. Все же але-
маннское племя - у него другие верования - грабило храмы
беспощадно и лишало украшений, похищая священные со-
суды, многие золотые кропильницы, кубки и сосуды для
хранения благовонных курений и все, предназначенное для
совершения священных таинств, превращало в собственное
имущество. Но им и этого было не достаточно. Они разру-
шали крыши священных храмов и подрывали основания.
Кровью орошали святыни и оскверняли посевы, так как
везде были разбросаны непогребенные трупы. Но немного
спустя их постигло возмездие. Одни погибли на войне, дру-
гие от болезни, и никто не осуществил своих надежд. Не-
справедливость и пренебрежение к богу всегда пагубны и
должны быть избегаемы, особенно же во время войн и сра-
жений. Ибо защищать отечество и отечественные учрежде-
ния, противиться стремлениям их разрушить, всеми силами
отражать врагов - справедливо и высоко благородно. А те,
кто ради наживы и безрассудной ненависти, без всякой ра-
зумной причины, нападают на соплеменников, обижают тех,
от кого они сами не получали никакой обиды, то поистине
безумны и преступны, не знают правды и не боятся мщения
божества. Поэтому их ожидает великое возмездие. Предпри-
ятия их кончаются полными, непоправимыми катастрофами,
если даже некоторое время они и кажутся преуспевающими.
Так было и с варварами Левтариса и Бутилина.

2. Когда совершились эти дела и собрано было много
добычи, уже прошла весна и наступило летнее время, Лев-
тарис, один из вождей, желал возвратиться домой и исполь-
зовать [награбленное] богатство. Поэтому послал к брату
гонцов сказать, чтобы и он как можно скорее возвращался
цазад, распрощавшись с войной и превратностями судьбы.
Бутилин, однако, даже клятвою обязался готам, что он будет
воевать с ними против римлян, и потому они его чтили и
даже обещали выбрать своим королем. Он решил, что нуж-
но оставаться и условленное довести до конца. Итак, он
остался и приготовлялся к войне. Левтарис же со своим
ополчением немедленно отправился обратно с тем намере-
нием, что, когда он безопаснейшим образом вывезет добычу
и вернется домой, тотчас же пошлет войско обратно предо-
хранить его от опасности. Но ему не пришлось осуществить
задуманное и брату он также совершенно не мог оказать
помощи. Когда он возвращался домой, завершая обратный
путь, до страны Пиценума нигде не было встречено сопро-

тивления. Когда он пришел туда, то расположился лагерем у
города Фана и по обыкновению выслал немедленно развед-
чиков и наблюдателей до трех тысяч человек, которые
должны были разведать не только дальнейший путь, но и
отразить врагов, если бы те где-нибудь появились. Артабан
же и Улдах-гунн вместе с римским и гуннским войсками
оказались в сборе в городе Пизавре и расставили засады в
проходе. Заметив разведчиков на самом побережье Иониче-
ского залива и их продвижение по побережью, они вышли
из города и набросились всеми силами на них, прекрасно
построившись, и многих убили, изрубив мечами. Некоторые
[из алеманнов], взобравшись на обрывистые вершины побе-
режья, а затем сброшенные с покатости, стремительно пада-
ли в море и погибали, уносимые шумящими волнами. Мор-
ской берег здесь поднимается и образует как бы холм, не во-
всех частях проходимый и доступный, который для тех, кто
поднялся на его вершину, отнюдь не представляет легкого
спуска, но большей частью является скользким, обрывистым
и наклонным к скалистому берегу. Другие, увидев множест-
во так погибающих, естественно, обратились в беспорядоч-
ное бегство и, с громким криком и воем добравшись до сво-
его войска, наполнили все шумом и смятением, как будто
римляне уже ворвались [в лагерь]. Левтарис, приготовляясь
к сражению, поднял войско, и, тотчас схватив оружие,
франки построились в огромную и растянутую в длину фа-
лангу. Когда они так стояли и ничего другого им не прихо-
дило в голову в данный момент, большинство пленных, ос-
тавленных без охраны, воспользовались должным образом
бездеятельностью неприятелей. Они быстро разбежались по
ближайшим крепостям и из добычи, сколько было возмож-
но, захватили.

3. Так как Артабан и Улдах считали, что они недоста-
точно сильны и не двинули войск вперед, то и франки вы-
шли из боевого строя, вернулись обратно и, осмотревшись,
увидели, как много они потеряли. Чтобы не испытать друго-
го бедствия показалось им наилучшим, выступив как можно
скорее из города Фана, продолжать путь. Тотчас же они и
выступили, оставив справа Ионический залив и весь при-
морский песчаный берег. Они направились к подошве Ап-
пенинских гор. И так, идя прямо к Эмилии и Коттийским
Альпам, с трудом перешли Над. Заняв страну венетов, они
сделали остановку в городе Кенета, им подвластном, ока-
завшись здесь в безопасности. Там они скорбели, испытыва-
ли недовольство и их охватила величайшая печаль. Причина
заключалась в том, что у них осталась слишком незначи-
тельная часть добычи, и казалось, что они претерпели на-
прасный и бесполезный труд. Однако этим не закончились
их несчастья. Немного спустя вспыхнувшая болезнь - чума -
истребила множество [людей]. Одни считали, что плохой
воздух является причиной этой болезни; другие полагали,
что, пройдя длинный путь в обстановке беспрерывных воен-
ных действий, они внезапно перешли к изнеженному образу
жизни и причиной считали перемену обстановки. Истинную
же и основную причину бедствий они совершенно не пони-
мали. Она же заключалась, как я думаю, в их несправедли-
вости и в том, что они бесчеловечно надругались над боже-
скими и человеческими законами. Сам вождь представил
яркое доказательство, что его постигла божественная кара.
Он оказался помешанным и бесновался открыто, как безум-
ный и одержимый. Он находился в беспрерывном движении,
испуская тяжелые вопли. То он падал на землю головой
ниц, то на один, то на другой бок, выпуская изо рта обиль-
ную пену. Глаза стали страшными и отвратительным обра-
зом перекошенными. Несчастный дошел до такого безумия,
что не удержался от кусания собственных членов. Кусал
зубами руки и, разрывая тело, пожирал его наподобие жи-
вотного, проливая кровь. Таким образом, пожирая себя и
понемногу слабея, он погиб жалким образом. Умерли во
множестве и прочие. Эпидемия отнюдь не уменьшалась,
пока не погибли все.. Но огромное большинство, мучимое
горячкой, погибало в здравом уме. Некоторые были сильно
разбиты параличом, другие страдали от головной боли, тре-
тьи от сумасшествия. Разнообразны были посланные им
болезни, но все они вели к смерти.

Такой гибельный конец имел поход Левтариса и тех,
кто за ним следовал.[29]

4. Пока это происходило в Венеции, Бутилин, другой
вождь, опустошив почти все городки и укрепления до Си-
цилийского пролива, немедленно начал обратный поход
быстрейшими переходами прямо на Кампанию и Рим. Ибо
он услышал, что Нарзес и многочисленные императорские
войска собираются там. Он решил не медлить и не странст-
вовать дольше, но, выстроившись всем войском походным
порядком, рискнуть покончить все сразу, так как отнюдь не
малая часть и его войска была поражена эпидемией и погибла.

Так как лето кончилось и начиналась осень, виноград-
ники были отягчены плодами. Они же за недостатком друго-
го продовольствия (мудрой предусмотрительностью Нарзеса
все было уничтожено), срывая виноградные гроздья и вы-
давливая руками сок, наполняли себя перебродившим ви-
ном, собственноручно изготовляя вино с приятным запахом.
Через это они страдали от сильного расстройства желудка,
и часть их умерла немедленно. Были, однако, и выжившие.
Прежде чем болезнь охватила всех, решили дать сражение
во что бы то ни стало. Поэтому, придя в Кампанию, он
[Бутилин] расположился лагерем недалеко от города Канун
на берегах реки Касулина.[30] Она берет начало в Аппенин-
ских горах и, извиваясь по тамошним равнинам, впадает в
Тирренское море. Разместив там войско, он окружает его
сильным валом, полагаясь на природу местности. Река, про-
текая от него справа, казалось, служила вместо укрепления,
чтобы кто-нибудь не напал с той стороны. Затем он соеди-
нил друг с другом рядами колеса повозок, которые он во
множестве вез с собой, прикрепил к земле, засыпав землей
до ступиц, так что возвышались и были видны только верх-
ние полукружия. Окружив все войско этими и другими де-
ревянными заграждениями, он оставил один не очень широ-
кий выход, свободный от заграждений, чтобы этим путем
при желании можно бьшо совершать вылазки против непри-
ятелей и возвращаться. А чтобы не остался без охраны мост
через реку и не потерпеть через это какого-нибудь вреда, он
его заблаговременно занял, построив там деревянную баш-
ню, и поместил на ней самых боевых, насколько это было
возможно, и хорошо вооруженных людей, чтобы они его
[мост] защищали из безопасного места и мешали попыткам
переправы со стороны римлян. Устроив так все, он полагал,
что все требуемые обстановкой приготовления им сделаны,
как будто от кого зависело начать битву и как будто сраже-
ние обязательно начнется не раньше, чем он этого пожела-
ет. Он еще не знал случившегося с братом в Венеции, хотя
удивлялся, что тот не посыпает ему войска согласно догово-
ренности, хотя и подозревал, что тот не медлил бы так дол-
го, если бы с ним не случилось какого-нибудь крупного не-
счастья. Тем не менее он считал, что и без него он одержит
победу над неприятелем, намного превосходя его численно-
стью. Оставшееся у него войско исчислялось больше чем в
тридцать тысяч вооруженных людей. Римские же силы с
трудом в тот момент доходили до восемнадцати тысяч.

5. Поэтому и сам он имел прекрасное настроение и все-
му войску объявил, что в предстоящем сражении будут ре-
шаться немаловажные дела, но «или будем обладать Итали-
ей, ради чего и пришли, или же бесславно умрем. Мы, бла-
городные мужи, должны желать, конечно, первого, а не вто-
рого, так как от нас зависит, если мы окажемся храбрыми в
сражении, получить все, чего желаем». Бутилин не переста-
вал ободрять массу этими и подобными словами. Они же
[воины Бутилина] преисполнились надеждой и приготовляли
оружие, как каждому хотелось. Таким образом, точилось
множество секир, а также домашние копья - ангоны; в дру-
гом месте поправлялись поломанные щиты, чтобы они
снова годны были к употреблению, и приготовления шли
успешно. Ибо вооружение у этого народа простое и не
нуждается в многочисленных ремесленниках, но, я думаю,
нужное может быть легко приготовлено всяким, если что-
нибудь будет поломано.

Они не знают панцырей и поножей. Большинство [из них]
не защищают головы. Немногие сражаются, надевая шлемы.

С голой грудью и спиной, они ходят только в штанах,
льняных или кожаных. Лошадьми не пользуются, за исклю-
чением весьма немногих; зато они хорошо обучены искусст-
ву пешего боя, которое для них привычно и передается по
наследству.

Меч у них висит на бедре, а щит с левой стороны. Они
пользуются не луками, стрелами и другими метательными
орудиями, а обоюдоострыми секирами и ангонами, которые
особенно часто употребляют. Ангоны - это копья не очень
маленькие, но и не очень большие, которые можно метать,
если понадобится, а также применять в рукопашном бою,
начиная наступление. У них большая часть обложена желе-
зом со всех сторон, так что внизу видна только ничтожная
часть дерева, из железа почти весь наконечник копья. Выше
же оконечности копья выдвигаются с каждой стороны кри-
вые острия, как крючки удочки, загнутые вниз. В сражении
обычно франкский воин бросает этот ангон и, если попада-
ет в тело, то острие, естественно, проникает внутрь; тогда
ни сам раненый и никто другой не может легко вытащить
копье. Мешают острия, проникшие внутрь тела и причи-
няющие жестокую боль, так что если неприятель получает
даже не смертельную рану, то он все же погибает от нее.
Если же попадает в щит, то повисает на нем и болтается,
верхней своей частью тащась по земле, и, пораженный, не
может ни вытащить копье из-за засевших в щите остриев.
ни отрубить мечом, так как ему не достать дерева из-за
прикрывающих его железных полос. Когда же франк это
увидит, то он выдвигает ногу и наступает на конец копья и
оттягивает щит вниз так, что утомляется рука несущего щит
и обнажается его голова и грудь. Когда же увидит его не
защищенным, то легко убивает или поражая секирой голову,
или пронзая гортань.

Таково у франков вооружение, так они готовятся к сра-
жениям.

6. Когда Нарзес узнал об этом, то римский полководец
тотчас вывел все войско из Рима, разбил лагерь недалеко от
врагов, откуда можно было слышать все и рассматривать
укрепления. Когда таким образом оба войска могли видеть
друг друга, начались с обеих сторон построения войск в
боевом порядке, расстановка караулов, бодрствование и
смотр воинских рядов полководцами. Надежда и страх, раз-
личные перемены настроения и всякие неожиданные стра-
сти, которые могут появиться у готовящихся к решительно-
му сражению, поочередно охватывали то одних, то других.
Все италийские города находились в волнении и колеба-
лись, не зная, к какой стороне примкнуть. В то же время
франки грабили и открыто вывозили из них продовольствие.
Когда Нарзес это заметил, он решил, что это его бесчестит,
и негодовал, что у фуражиров врагов есть возможность так
свободно разъезжать по ближайшей местности, как будто
они не видят никакого врага. Он решил в дальнейшем не
позволять этого и препятствовать всеми силами. Харангис,
родом из Армении, являлся римским таксиархом, был чрез-
вычайно храбр и благоразумен и, когда нужно, охотно шел
на опасности. Этому Харангису (его палатка разбита была
на краю лагеря, очень близко к неприятелю) Нарзес прика-
зывает напасть на водителей повозок и причинить им вред,
какой только сможет, чтобы они никогда больше не осме-
ливались перевозить сено.

Тот немедленно повел за собой немногих всадников из
своего отряда, захватил все повозки, а возчиков убил. Одну
же из них, нагруженную сухим деревенским сеном, подвозит
к башне, которую франки выстроили на мосту, как мною
указано раньше, и, придвинув к ней повозку, бросает огонь
в сено. Когда поднялось внезапно огромное пламя, вся баш-
ня, построенная из дерева, легко загорелась. Поставленные
же на карауле люди из варваров, так как не только не могли
защищаться, но и сами подвергались опасности сгореть,
решили бросить мост и, с трудом выбравшись оттуда, убе-
жали к своему войску. Римляне же овладели мостом. Когда
это случилось, франков тотчас, естественно, охватило смя-
тение и они схватились за оружие. Кипя от гнева и неис-
товствуя, они не могли сдержать себя, но стали чрезмерно
смелыми и дерзкими, решив, что больше нельзя оставаться
бездеятельными и медлить, а нужно тотчас же вступить в
сражение, хотя алеманнскими прорицателями им было ска-
зано, что не должно в этот день вступать в сражение, в про-
тивном случае пусть знают, что они все погибнут без остат-
ка. Я же думаю так, что если бы битва произошла на сле-
дующий день или позднее, то они потерпели бы то же, что
случилось с ними в тот день. Перемена дня не помогла бы
им избегнуть возмездия за свое безбожие. Произошло ли это
так или действительно алеманнские предсказатели каким-то
способом проведали будущее, как бы то ни было, это для
многих оказалось не пустым и не напрасным. Мною позже
будет рассказано подробно все происшедшее, насколько это
в моих силах.

7. Итак, народ франков был охвачен воинственным по-
рывом и уже взялся за оружие. Нарзес также вооружил
римлян и вывел из лагеря на середину между двумя лагеря-
ми, где нужно было их построить в фалангу. Во время дви-
жения войска, когда стратиг сел на коня, ему объявили, что
некий герул, не из рядовых и неизвестных, но очень знат-
ный, умертвил жестоко одного из своих служителей за ка-
кое-то упущение. Тотчас, сдержав поводьями коня, он при-
казал вывести убийцу на средину, считая неблагочестивым
вступать в сражение, прежде чем преступление не будет
наказано и искуплено. Допрошенный им варвар признался в
своем преступлении. Он не только не запирался, но, наобо-
рот, говорил, что позволено господам делать со своими ра-
бами, что они пожелают, чтобы и другие знали, что они
получат то же, если не будут выполнять свои обязанности.
Он не только не раскаивался в своем преступлении, но был
дерзок и заносчив и, казалось, даже гордился этим. Нарзес
приказал оруженосцам умертвить этого человека. И он умер,
пораженный мечом в пах. Толпа же герулов, как свойствен-
но варварам, была обижена, негодовала и решила воздер-
жаться от сражения. Нарзес же, искупив таким образом
скверну преступления и мало заботясь о герулах, двинулся в
расположение войска и объявил во всеуслышание, что кто
желает быть участником победы, пусть следует за ним. Так
он был уверен в божьей помощи, что спешил на дело, как
бы уже предрешенное. Синдуал же, вождь герулов, считал
позорным и неблагородным, если он и его отряд будут об-
винены в дезертирстве, когда завязывается такое сражение.
Они покажутся тогда как бы напуганными врагом и распо-
ложение к умершему выставляющими только как предлог и
прикрытие своей трусости. Не вынося бездеятельности, он
предложил Нарзесу оставаться на месте, так как сам скоро
придет со своими. Нарзес ответил, что оставаться нельзя, но
он позаботится, чтобы и они нашли свое место в строю,
хотя и придут немного позже. Итак, герулы, хорошо воору-
женные, двинулись медленно и в порядке.

8. Нарзес же, дойдя до места, где должно было произой-
ти сражение, тотчас выстроил и расположил войско в фа-
лангу. Всадники были расставлены по краям с обеих сто-
рон, вооруженные копьями и легкими щитами, мечами и
луками, некоторые имели сариссы. Сам же он стоял на пра-
вом крыле. Зандалас, начальник свиты, и те из рабов до-
машних, которые были знакомы с военным делом, стояли
гам же. По краям же стояли люди Валериана и Артабана,
которым было приказано на короткое время укрыться в
ище леса и, когда нападут враги, внезапно броситься на
них из засады и теснить с обеих сторон. Все же промежу-
точное пространство занимала пехота. Передовые, одетые в
панцыри, доходящие до ног, и имея весьма прочные шлемы,
образовали сомкнутый отрой. Позади стояли другие, так что
строй заканчивался арьергардом. Все же легко вооруженные
стрелки и пращники оставались позади, ожидая благоприят-
ного момента для стрельбы. Для герулов место было предна-
значено в средине фаланги, но оно бьшо пусто, так как они
еще не пришли. Между тем два герула, перебежавшие не-
много раньше на сторону врага, не зная, какое решение по-
том принял Синдуал, побуждали всех варваров как можно
скорее напасть на римлян. Они говорили: «Вы найдете их в
полной суматохе и беспорядке, так как герульская дружина
негодует и отказывается сражаться, а другие подавлены их
отпадением». Бутилин, легко убежденный этими словами,
потому, думаю, что желал, чтобы это было верно, тотчас
послал войско на неприятеля и все шли с воодушевлением
прямо на римлян, но спокойно и в порядке, ободренные
известиями, с шумом и песнями, как будто надеясь истре-
бить одним ударом все им противостоящее. Форма их бое-
вого порядка была подобна клину и походила на дельту.
Передняя его часть, которая заканчивалась острием, была
плотна и закрыта со всех сторон щитами. Можно сказать,
что они своим построением напоминали голову свиньи. Фа-
ланги же с каждой стороны, построенные в глубину по сот-
ням и по лохам и как можно больше протянутые вкось, по-
степенно отдалялись друг от друга и заканчивались, охваты-
вая большое пространство, так что промежуток между ними
оставался пустым и видны были ряды голых спин воинов.
Они стояли, отвернувшись друг от друга, чтобы противосто-
ять неприятелю, но сражались в безопасности, прикрытые щи-
тами. А тыл защищали стоящие в противоположном ряду.

9. Но у Нарзеса, пользующегося счастьем и наилучшим
образом устроившего [войско], все протекало должным об-
разом. Когда варвары с громким криком и воем в быстром
натиске ворвались в ряды римлян, то они прорвали первые
шеренги и добрались до пустого пространства. Герулы еще
не появились и потому передовая часть варварского войска,
прорвав передние ряды, убив немногих, проникла до задних
рядов, а некоторые продвинулись и дальше, как бы желая
захватить и римский лагерь. Тогда Нарзес, повернув неза-
метно [в сторону неприятеля], удлинив фланги и установив
фалангу, как называют тактики, на «переднее загибание»,
приказал конным стрелкам с обеих сторон поочередно осы-
пать стрелами спины врагов. Они легко это сделали. Так
как варвары были пешими, они, возвышаясь над ними на
лошадях, могли весьма легко поражать находящихся в отда-
лении, растянутых, не могущих защищаться с тыла. И, я
думаю, было нетрудно всадникам, сосредоточенным на
флангах, поражать стрелами противостоящую им часть вра-
гов и ближайших к ним - ранить. Франков поражали со
всех сторон. Римляне, поставленные на правом крыле, по-
ражали их с этой стороны, а находившиеся на левом крыле - с
другой. Так, стрелы неслись попеременно в противополож-
ные стороны и неизменно поражали все, стоящее на пути.
Варвары оказались не в состоянии ни избежать стрел, ни
ясно различать, откуда они несутся. Так как они стояли
против римлян и видели только то, что было перед глазами,
и сражались врукопашную против стоящих перед ними гоп-
литов, то всадников-стрелков, как расположенных в тылу,
не видели, и поражались не в грудь, а в спину и не могли
понять, откуда их постигла беда. У огромного же большин-
ства не было времени для сомнений, размышлений и недо-
умений, так как вместе с ударом их постигала смерть. Так
как постоянно падали крайние, тотчас открывались спины
стоящих внутри, и так как это происходило беспрерывно,
массы врагов весьма быстро стали рассеиваться, истребля-
лись и уменьшались. В это время Синдуал и герулы, при-
близившись к месту сражения, наткнулись на врагов, пре-
рвавших боевой строй и выдвинувшихся вперед. Тотчас же,
столкнувшись с ними в рукопашном бою, они начали сра-
жение. Те, пораженные неожиданностью, заподозрив засаду,
тотчас обратились в бегство, обвиняя перебежчиков в обма-
не. Люди же Синдуала их жестоко преследовали, не давая
никакой передышки, пока не перебили одних и не сбросили
в пучину реки других. Когда герулы возвратились на свое
место, пустота заполнилась и франки как бы оказались
пойманными в сеть и истреблялись повсеместно. Ибо строй
их был совершенно разорван и они наталкивались толпами
цруг на друга, не зная, что делать. Римляне же истребляли
их не только стрелами, но набрасывались на них тяжело и
пегко вооруженные, бросая дротики, пронзая копьями и
рубя мечами. Всадники, сомкнув фланги, окружили их и
отрезали отступление. Те, кто избежал мечей, настигаемые
преследователями, бросались в реку, где тонули и погибали.
Везде были слышны вопли погибавших жалким образом
варваров. Сам вождь Бутилин и все его войско были ис-
треблены поголовно, среди них и герулы, перебежавшие
перед сражением. И никто из германцев не возвратился в
отечество, за исключением пяти человек, ускользнувших
каким-то образом.[31] Осталось неизвестным, понесли ли и
они наказание за несправедливость и покарало ли и их вер-
ховное правосудие.

Итак, бесчисленное множество франков, алеманнов и
прочих, которые присоединились к ним, было уничтожено
целиком. А из римлян погибло только восемьдесят человек,
именно те, кто принял первый натиск врага. В этом сраже-
нии отличились почти все римские полки; из вспомогатель-
ных варварских - гот Алигерн (участвовал и он в сраже-
нии), Синдуал, вождь герулов, действовавший ничем не хуже
других. Все превозносили похвалами Нарзеса и удивлялись
ему, понимая, что его предусмотрительностью добились та-
кой славы.

10. Такая блестящая, замечательная, сопровождавшаяся
таким решительным результатом победа нелегко могла быть
достигнута кем-либо в прежние времена. Но если где-либо
прежде и другие претерпели подобное бедствие, то найдешь,
что и они погибли из-за своей неправды. Ибо Датис, сатрап
Дария, когда явился в Марафон с персидским войском, ду-
мал ниспровергнуть Аттику и всю Грецию. Причину похода
нельзя было признать ни хорошей, ни справедливой. Царь
Дарий, как кажется, не удовлетворялся громадным про-
странством Азии, считал недопустимым, если не поработит
и Европу.

Поэтому-то мидяне и потерпели сокрушительное пора-
жение. Их было убито в этом сражении столько, что когда
перед сражением афиняне, как говорят, дали обет принести
в жертву богине Артемиде столько козлов, сколько будет
убито в битве неприятелей, то, несмотря на благосклонность
к себе Охотницы и успешную охоту, оказались не в состоя-
нии выполнить обет и, принося в жертву даже коз, не могли
сравняться с числом убитых. А этот пресловутый Ксеркс и
ксерксовы полчища! Каким образом он мог быть побежден
греками? Разве не потому, что был и заносчив, и несправед-
лив, и пришел для порабощения тех, от которых сам не
получил никакой обиды? Полагаясь только на численность
своего войска и на боевую готовность, он никогда не посту-
пал благоразумно. Они же, поступая должным образом,
сражались за свою свободу, не упуская ничего из того, что
они были в силах сделать, но желая и выполняя все долж-
ным образом. Победы Гилиппа Спартиата, катастрофу Ни-
кия и Демосфена, все бедствия в Сиракузах - как можно
объяснить все эти события? Только неблагоразумием и не-
справедливостью. Чего желали афиняне, оставив у ворот
врагов, а сами намереваясь сражаться как можно дальше и
напасть на Сицилию? Можно перечислить многие другие
зародыши неблагоразумия и несправедливости и показать,
как они были гибельны для зачинщиков. Но об этом, я по-
лагаю, достаточно сказано.

Тогда римляне (нужно снова возвратиться к рассказу)
тела собственных убитых, как изложено, похоронили долж-
ным образом, а трупы врагов ограбили, собрав огромное
количество оружия. Разорив укрепление и захватив все там
находящееся, они были обременены добычей. Распевая пес-
ни и украсив себя венками, в прекрасном порядке, сопро-
вождая полководца, они возвратились в Рим.

Можно было видеть обширнейшие пространства вокруг
Капуи, пропитанные кровью, а река, переполненная трупа-
ми, вышла из берегов.

Мне же один из местных жителей и сообщил элегию
начертанную кем-то на столбе, водруженном на берегу реки
Она такова:

Потоки реки Касулина, обремененные трупами,
Принимают камни Тирренского побережья,
Когда авзонское копье истребило
Племена франков, повиновавшиеся жалкому Бутилину
О, счастливейшая река! Вместо трофея варварской кровью
Пусть будет она окрашена.

Была ли эта эпиграмма действительно начертана на
камне или обнародованная другим образом дошла до меня, я
думаю, ничто не помешает поместить ее здесь. Во всяком
случае, пусть она будет приятным памятником этой битвы.

11. В то же время римлянам было возвещено о случив-
шемся с Левтарисом и всеми его людьми. Тогда граждане и
воины еще больше водили хороводы и устраивали праздни
ки, как будто уже не боясь ничего враждебного и намерева
ясь жить в мире и спокойствии. Когда враги, своими напа
дениями беспокоившие Италию, были там повсеместно
уничтожены, то [римляне] уже не верили, что на их место
могут прийти другие. Так мыслила толпа, она не привыкла
здраво взвешивать вещи и легко впадает в праздность и обо
всем судит по тому, что ей приятно и желательно. Нарзес
же, который обо всем имел правильное мнение, считал глу-
постью и безумием их надежды на то, что они освобождены
от всякой необходимости предпринимать другие труды, но
целиком и навсегда могут отдаться изнеженной жизни. Не-
доставало немногого, я думаю, по их безрассудству, чтобы
они променяли шлемы и щиты на винные амфоры и барби-
тоны.[32] Так, они считали бесполезным и ненужным в даль-
нейшем оружие. Стратиг же правильно предусматривал, что
франки и позднее останутся врагами, и боялся, что если
римляне предадутся изнеженному образу жизни, то исчезнет
их мужество, а затем, если настанет время сражения, они,
побежденные робостью, окажутся бессильными перед опас-
ностью, И, быть может, это незамедлительно и произошло
бы, если бы он не признал нужным действовать быстро. Он
созвал войско и произнес речь, вызвав поворот в их душах к
благоразумию и мужеству и искоренению чрезмерного хва-
стовства. Итак, когда все собрались, он выступил на сере-
дину и сказал следующее:

12. «Тем, кто внезапно и необычно для себя добился
счастья, естественно впадать в излишества и быть потрясен-
ным непривычным, в особенности когда оно выпало неожи-
данно и мало заслуженно, но вы, о мужи, какое представите
извинение, если кто-либо будет обвинять нас в этой пере-
мене? Разве вы не приучены издавна к победе, которой те-
перь наслаждаетесь? Вы ведь уничтожили и Тотилу и Тейю
и весь готский народ. Да вы получили даже большее сча-
стье, чем то, которое обычно присуще вам. Какое счастье
может быть сравниваемо с римской славой! Ведь вами унас-
ледовано от предков всегда побеждать врагов. Итак, вы по-
бедили и достигли счастья, равного вашему достоинству и
вашей заслуге. Достигли же вы этого не праздностью и из-
неженной жизнью, но постоянным трудами, а потом и дей-
ствиями в сражениях. И теперь подобает оставаться при
этом и не только радоваться настоящему, но заботиться о
будущем, чтобы оно было подобно настоящему. У тех, кто
не мыслит так, счастье неустойчиво и в большинстве случа-
ев обращается в свою противоположность. Ясным доказа-
тельством этого пусть будет этот разгром франков, которым
вы справедливо похваляетесь. Когда их дела до настоящего
времени находились в благополучном состоянии, они про-
никлись заносчивостью, подняли войну против нас, не пред-
видя крушения своей надежды. Поэтому так и погибли они
почти все вследствие скорее собственного безрассудства,
чем от нашего оружия. Позорно для вас, мужи римляне,
страдать тем же, что и варвары, а не превосходить их умом,
так же как и силой. И пусть никто не думает из вас, что нет
уже никакого врага, так как все враги истреблены.

Даже если бы это действительно было так, даже и тогда
вам не следует отказываться от ваших правил и оставлять
свои обязанности. Но каждый поймет, что положение дел не
соответствует вашим надеждам. Многочисленнейший и ве-
личайший народ франков весьма опытен в военном деле,
побеждена нами только незначительная его часть, а это не
может внушить противнику страх, а может скорее возбудить
гнев его. Вполне правдоподобно поэтому, что они не успо-
коятся и не перенесут безропотно обиду, но пойдут против
нас с большим войском и в короткое время возобновят про-
тив нас войну.

Поэтому вы должны отбросить, если признаете это нуж-
ным, бездеятельность, восстановить нашу готовность пере-
носить опасности в большем объеме, чем раньше, потому
что и опасности нужно ожидать большие, чем раньше. Если
вы так будете держать себя, то если даже они и появятся
весьма быстро, то нападут на вас, уже приготовившихся и
не нуждающихся в промедлении. Если же они совершенно
не появятся (нужно сказать и то и другое), ваши дела все же
будут в безопасности, и вы покажете, что наилучшим обра-
зом позаботились о своих интересах».

При таком увещании Нарзеса стыд и раскаяние в преж-
нем легкомыслии охватили все войско. Отбросив беззабот-

ность и распущенность, оно перестроило свою жизнь по
отечественным нравам.

13. Часть готов в количестве семи тысяч вооруженных
людей, которые во многих местах оказывали помощь фран-
кам, полагая, что римляне не успокоятся, но немного спустя
нападут на них, тотчас отступила в укрепление Калепсы.[33]
Место было сильнейшим и укрепленнейшим, так как было
расположено на высокой горе, а у самой вершины со всех
сторон поднимались и протягивались обрывистые скалы, так
что врагам не было легкого доступа туда. Собравшиеся
здесь готы считали, что они будут в безопасности и отнюдь
не хотели сдаваться римлянам, но решили всеми силами
сопротивляться, если кто нападет на них. Подстрекал их и
побуждал к этому варвар, по имени Рагнарис, хотя и не од-
ного с ними рода и племени; он был из так называемых
витторов (витторы - гуннское племя), но так как он был
ловок, и во всем хитер, и способен любым образом захватить
себе власть, то он управлял массой и думал возобновить
войну, чтобы благодаря этому стать еще более известным.
Итак, Нарзес тотчас со всем войском двинулся на него и
затем, так как не мог сразу приблизиться к укреплению и
рисковать в трудно доступном месте, то начал осаду и ок-
ружил [крепость] со всех сторон, чтобы ничего не было
подвезено находящимся внутри, и чтобы они не могли вы-
ходить безопасно куда желают. Но от этого варвары мало
терпели вреда. Они были полностью обеспечены, так как
все необходимое продовольствие и наиболее ценное имуще-
ство уже было свезено в эту неприступную крепость. Одна-
ко они были недовольны римской осадой и считали позором
быть заключенными и стесненными надолго в тесном про-
странстве, поэтому часто совершали нападения на врагов,
чтобы прогнать их оттуда, если смогут, но ничего не сдела-
ли достойного упоминания.

14. Когда зима пришла таким образом, с наступлением
весны Рагнарис решил вступить в переговоры относительно
создавшегося положения и, когда это было разрешено ему,
он пришел с немногими к Нарзесу в установленное место.
Оба они встретились и о многом говорили. Но как только
Нарзес увидел, что Рагнарис охвачен гордыней, произносит
множество кичливых речей, требует большего, чем должно,
чрезмерно хвастает, тотчас прервал свидание, отказался от
соглашения и отослал его назад, ничего не добившегося.
Тот же, поднявшись на холм и находясь уже вблизи стены,
обиженный, что ничего не добился из того, что надеялся
получить, незаметно и тайно натянул лук, а затем внезапно
повернулся и пустил стрелу прямо в Нарзеса, но не попал в
цель. Стрела упала, отнесенная в другое место, никого не
задев. Но тотчас же за преступлением варвара последовало
воздаяние. Оруженосцы Нарзеса, разгневанные его дерзо-
стью, начали стрелять в него, и несчастный получает смер-
тельную рану. И разве он не заслужил ее, совершив низкое
и вероломное покушение! Слуги на носилках едва втащили
его в крепость. Он умер бесславно, прожив после этого
только два дня, и имел такой печальный конец своего веро-
ломства и безрассудства.

Когда он умер, готы, считая, что они не в состоянии
дальше выдержать осаду, просили Нарзеса дать гарантию,
что их жизнь будет пощажена. Когда он немедленно дал
клятву в этом, они тотчас же сдались сами и сдали укрепле-
ние. Нарзес не убил никого, так как дал клятву и, кроме
того, считал бесчестным и-жестоким убивать побежденных.
А чтобы они в дальнейшем не затевали каких-нибудь пере-
мен, отослал всех к императору в Византию. Когда проис-
ходили эти события, юноша Теодибальд, правивший сосед-
ними с Италией франками, как выше мною сказано, умер
мучительной смертью от болезни, которой он страдал из-
давна. Так как Хильдиберт и Хлотар, как ближайшие род-
ственники, по местным законам являлись наследниками
юноши, то между ними возникли острые разногласия, они
чуть было не погубили весь народ. Однако Хильдиберт был
уже стар, и кроме того, что был преклонного возраста, он
был ослаблен тяжелой болезнью, так что все его тело высо-
хло. У него не было детей мужского пола, чтобы передать
им власть. Он состарился, имея только дочерей. Хлотар же
был здоров, еще не очень стар и имел только первые мор-
щины; к тому же у него было четыре сына, еще юноши,
смелые и стремящиеся к деятельности. Поэтому он сказал
брату, что тот не должен иметь доли в наследстве Теоди-
бальда, так как спустя малое время и само королевство
Хильдиберта перейдет к нему и его собственным детям. И
он не обманулся в надежде. Старший добровольно отказался
от наследства, боясь, как я думаю, могущества брата и опа-
саясь его вражды. Спустя немного времени он сам умер, и
вся держава франков попала к одному Хлотару.[34] В таком
положении находились итальянские и франкские дела.

15. В это же время произошло сильное землетрясение в
Византии и повсюду в Римской империи, так что многие
города, островные и материковые, были целиком разруше-
ны, а их жители погибли поголовно все. Так, прекрасный
Берит, гордость Финикии, был лишен тогда всех своих ук-
рашений; рушились его замечательные, знаменитые, отме-
ченные высоким художественным мастерством здания, так
что почти ничего не осталось, за исключением основания
сооружений. Погибло великое множество людей - местных
уроженцев и пришлых, придавленных рушащимися по-
стройками, в том числе много юношей-пришельцев знатных
и очень образованных, которые приехали сюда для изучения
римских законов. Предназначенные для этого училища были
для города как бы отечественным установлением и высшей
гордостью. После этого толкователи законов переселились в
соседний город и туда же перенесены были училища, пока
снова не обстроился Берит, отнюдь не такой, каким он был
раньше, но и не так непохожий, чтобы по его виду нельзя
было узнать его прежней формы. Но это восстановление
города и перенесение в него училищ произошло уже позд-
нее. В то же время и в великой Александрии, расположен-
ной у реки Нила (в этой местности землетрясения не обыч-
ны) тоже ощущалось сотрясение, незначительное, конечно,
и кратковременное, не очень явственное, но все-таки оно
имело место. У местных жителей и особенно у глубоких
стариков оно вызвало сильное удивление, как никогда
раньше не случавшееся. И никто не оставался дома; толпа
сбежалась на площади, чрезмерно потрясенная неожиданно-
стью и новизною явления. На меня самого (я в то время жил
в Александрии, чтобы получить образование, необходимое
для изучения законов) напал страх и при этом очень слабом
сотрясении, когда я думал, что сами по себе постройки не
прочны и не в состоянии выдерживать толчков даже ни-
чтожное время: слишком они тонки (стены кладутся только
в один кирпич). Но находящиеся в городе образованные
люди опасались не того, думаю, толчка, который прошел, а
повторения его, которое казалось вероятным. Говорят, что
причиной этого бедствия являются испарения сухие и дым-
ные, накапливающиеся в пустотах под землей, и так как они
не могут легко вырваться наружу, то начинают сильнее кру
титься внутри и сотрясать то, что над ними нависает сверх)
пока насильственно потоком, разрывая кору, не прорывают
ся наружу. Изучающие это говорят, что Египет - страна, в
которой землетрясения никогда не может быть, так как
страна эта очень низменная, плоская и отнюдь не пещери-
стая. Поэтому она не заполняется испарениями, а если где и
накапливает их, то они очень быстро проходят через рых-
лую почву. Когда эта теория, хорошо разработанная, в то
время подверглась нареканиям, как недостаточно обосно-
ванная, то, естественно, эти знаменитые мужи испугались,
как бы на будущее время не осуществилась в обратном
смысле известная эпиграмма и как бы не возникла опас-
ность испытать воздействие со стороны не только держателя
земли, но и потрясающего землю Нептуна. Но, если бы ка-
кая-нибудь часть Египта и испытала толчки, у знатоков этих
дел найдутся и другие аргументы, посредством которых бу-
дет поддержана и в дальнейшем будет укреплена теория
испарений. Мне же кажется, насколько можно пользоваться
солидными аргументами для понимания неизвестного, они
не вполне отходят от правдоподобия и вероятности, но от
действительной истины они далеки. Каким образом можно в
совершенстве понять неизвестное и превышающее наше
понимание? Пусть будет достаточно для нас знать только то,
что все создано божественным разумом и высшей волею.
Наблюдение и изучение разумом начала и движения приро-
ды и причины отдельных явлений нельзя считать бесполез-
ным и лишенным удовольствия. Думать же и уверять себя,
что можно постигнуть сущность вещей, было бы самоуве-
ренностью и невежеством, вдвое превышающим незнание.
Но об этом достаточно. Снова возвращаемся к делу.

16. В это время остров Кос, расположенный на краю
Эгейского моря, также подвергся землетрясению, и лишь
самая незначительная часть его сохранилась, большая же
часть рушилась; произошли различные и неслыханные бед-
ствия. Море, поднявшись на огромную высоту, обрушилось
на приморские дома и уничтожило их вместе с имуществом
и людьми. Толчок огромной силы, так как не мог прорвать-
ся через морские волны, все сокрушил и ниспроверг. По-
гибли без исключения почти все горожане, укрывались ли
они в храмах, оставались ли дома, или собрались в каком-
нибудь другом месте. Так как я в это время возвращался из
Александрии в Византию и был занесен случайно на этот
остров (он был расположен на пути), то мне открылось
жалкое зрелище, которое нельзя даже верно описать слова-
ми. Почти весь город был грудой развалин, раскинутых на
большое пространство. Всюду были разбросаны камни и
остатки поломанных бревен и колонн; такая густая пыль
поднималась вверх, затемняя воздух, что нелегко было раз-
личить площади, за исключением известных. Насколько
можно разглядеть, только очень немногие дома оставались
невредимыми, и то не те, что построены из извести и камня
или какого-нибудь прочного и твердого материала, как это
обычно бывает, но те, которые были сооружены деревен-
ским способом из необожженного кирпича и глины. Изред-
ка появлялись люди с печальным и поникшим взором, как
бы совершенно отчаявшиеся в своем спасении. К доверше-
нию всех бедствий и городская вода совершенно потеряла
качество чистой питьевой воды и постепенно превратилась
в соленую и непригодную для питья. Все исчезло и было
ниспровергнуто, так что ничего не осталось для украшения
города, за исключением славного имени Асклепиада и из-
вестности Гиппократа.[35] Сострадать в этих делах свойствен-
но человеческой природе; неумеренно же удивляться и по-
ражаться свойственно людям, не знающим прошлого, не
знающим, что этой части земной коры издавна свойственны
подобные сотрясения. Ибо часто и раньше целые города
погибали от землетрясений, так что лишенные старых жи-
телей населялись сызнова новыми обитателями.

17. Так, Траллы - город, расположенный теперь в про-
винции Азии, недалеко от реки Меандра, который некогда
был колонией пеласгов, - во времена кесаря Августа под-
вергся землетрясению и был так разрушен, что в нем ничего
не сохранилось. Когда город был превращен в груду разва-
лин, говорят, некий деревенский житель, по имени Хери-
мон, охваченный сильной душевной скорбью и не будучи в
состоянии пережить ее, совершил великое и удивительное
дело. Неустрашенный ни длиной пути, ни величиной прось-
бы, не посчитавшись с тем, что, как казалось, он шел на-
встречу величайшей опасности, не приняв во внимание ни
сомнительности задуманного, ни позаботившись о тех, кого
он оставлял дома, ни о чем другом, что часто вынуждает
людей переменять решения, он пришел не только в Рим, но
и в страну Кантабров, расположенную где-то у берегов
океана (там в это время находился кесарь, сражаясь с чуже-
земными народами), возвестил ему обо всем случившемся и
так тронул императора, что он тотчас, выбрав семь консу-
ляров среди наиболее знатных и богатых в Риме, с большой
свитой послал [их] в колонию. И они, придя туда весьма
быстро, захватив с собою большие средства и приложив
величайшее старание, восстановили город сызнова и прида-
ли ему такой вид, какой он имеет теперь. Поэтому жители
этого города теперь уже никак не могут называться пеласга-
ми, а скорее римлянами, хотя язык их стал греческим и
аттическим. Да и как они могли не сделать этого, проживая
в Ионии? О том, что события произошли именно так, сви-
детельствует и местная история города, а еще больше над-
пись, которую я прочел, когда прибыл туда. На одном из
окружавших город полей (Сидирус, или Железный, было
название этой местности), откуда происходил Херимон, я
увидел древнейший алтарь, на котором некогда, как кажет-
ся, стояла статуя Херимона. Теперь на нем ничего не оста-
лось, но и до настоящего времени сохранилась вырезанная
на жертвеннике стихотворная надпись, имеющая следующее
содержание: «Херимон, когда отечество было разрушено
землетрясением, помчался к берегам отдаленной Кантабрии
и бросился к ногам великого кесаря; поэтому он снова от-
строил разрушенные Траллы. За это соотечественники воз-
дали благодарность, воздвигли эту статую, чтобы она стояла
позади жертвенника, как восстановитель дорогого отечест-
ва». И дела Траллов, несомненно, обстояли таким образом.
В это время многие ионические и эолийские города в Азии
претерпевали подобные же бедствия.

18. Возвращаюсь к прерванному повествованию. Мне
теперь нужно обратиться к стране лазов и персидским вой-
нам, как они совершались в те времена.

Между римлянами и персами уже с давнего времени ве-
лась великая война, и часто они опустошали земли друг дру-
га, то без какого-либо объявлении войны совершая набеги,
то сталкиваясь многочисленными войсками в открытых
сражениях. Незадолго до этого было заключено перемирие
не с тем, однако, чтобы иметь полный мир и совершенно
предотвратить опасность войны, но только на востоке, в
пределах Армении, каждому народу был гарантирован мир.
В пределах же Колхиды война продолжалась.[36]

Лазы в древности назывались колхами. Что это действи-
тельно так, никто в этом не будет сомневаться, если он зна-
ком с территорией Фазиса, Кавказом и знает о долговре-
менном их проживании в этих местах. Говорят, что страна
колхов является колонной египтян. Ибо гораздо раньше
прибытия героев, которые сопровождали Язона, и даже
раньше владычества ассирийцев и времен Нина и Семира-
миды, Сезострис, египетский царь, собрав многочисленное
войско из своих подданных, не только прошел и покорил
всю Азию, но даже дошел до этой страны и известную часть
войска тут оставил, откуда и идет начало рода Колхиды.[37]
Об этом свидетельствует Диодор Сицилийский и многие
другие древние историки.[38]

Итак, эти лазы, или колхи, или египтяне, переменившие
свое местожительство, в наш век были тревожимы частыми
войнами, и много сражений произошло в этих местностях.
Ибо Хосров, царь персидский, вторгнувшись и уже захватив
ряд очень выгодных позиций в этой стране, никак не хотел
этим удовлетвориться, но считал необходимым подчинить
своей власти и остальную часть страны. Юстиниан же, рим-
ский император, не считал ни правильным, ни справедли-
вым оставить без помощи Губаза, бывшего в то время царем
колхов, и весь народ, подчинившийся ему, дружественно
настроенный, связанный единством религии. Мало того, он
пытался как можно скорое и всеми силами изгнать оттуда
врага. Ибо он испытывал и опасения, что если персы одер-
жат верх в войне и овладеют всей страной, то у них уже не
будет никаких препятствий к тому, чтобы, плавая без вся-
ких опасений по Черному морю, вторгаться во внутренние
области Римской империи. Поэтому он сосредоточил там
величайшее и сильнейшее римское войско под начальством
лучших своих полководцев. Ибо начальствовали над ним
Бесса, Мартин и Буза, люди виднейшие и испытанные в
многочисленных сражениях. Был послан даже Юстин, сын
Германа, будучи еще очень юным, но уже опытным в воен-
ном деле.

19. Мермерой, вождь персов, дважды нападал на Архео-
поль, но был отброшен. Обхожу молчанием некоторые дру-
гие действия, тем более, что Прокопий ритор об этом под-
робно говорит. Отсюда мне следует начинать изложение.
Итак, тогда он [Мермерой] снова приходит к укреплениям
Мухиризису и Котаисию с тем намерением, чтобы, обойдя
трудно проходимые местности вокруг Телефиса, дойти до
реки Фазиса, и когда римляне будут поражены его неожи-
данным приходом, попытаться каким-либо способом захва-
тить укрепления, что было бы весьма трудно совершить,
если бы он продвигался открытым и прямым путем.[39]

Стратиг же Мартин, засев со своими войсками в Теле-
фисе (это была сильная и весьма укрепленная преграда),
тщательнейшим образом охранял проходы. И вообще это
место было чрезвычайно трудно пройти. Ибо пропасти и
обрывистые скалы, обращенные друг к другу, делали лежа-
щую под ними тропинку весьма тесной, а другого подхода
ни с какой стороны не было. Расположенные вокруг поля
были чрезвычайно илисты и болотисты, покрыты густыми
кустарниками и чащами, так что и одному легко вооружен-
ному проход был весьма труден, тем более тяжело воору-
женным массам. Сверх того, и римляне не жалели никакого
труда и если находили какую-либо местность недостаточно
безопасной, которую, казалось, можно было пройти, ее пре-
граждали бревнами и камнями и постоянно над этим труди-
лись. Когда Мермерой находился в затруднении в такой
обстановке и много обдумывал положение, он пришел, на-
конец, к выводу, что, если он сможет каким-либо способом
устранить охрану римлян и понемногу ослабить их бдитель-
ность, попытка пройти не будет совершенно безнадежной.
Если враги будут беспрерывно караулить местность, то не-
возможно преодолеть обе трудности. Если же они ослабят
свою бдительность, и останется только преодолеть бездоро-
жье и непроходимые пути превратить каким-либо образом в
проходимые, то это он не считал совершенно невозможным.
Он надеялся без особого труда пройти, вырубив и прочистив
множеством рук чащи, подкопав и устранив мешающие
[проходу] скалы. Поэтому для осуществления задуманного
он идет на следующую хитрость. Он притворился внезапно
заболевшим тяжелой и неизлечимой болезнью и слег, пока-
зывая вид, что испытывает величайшие страдания и оплаки-
вает свою судьбу. Внезапно все войско охватил слух, что
полководец весьма тяжело заболел и проживет недолго. От
тех, которые предпочитали за плату служить противнику,
предавая своих и выдавая военные секреты, истина скрыва-
лась. План сохранялся самым надежным способом и не со-
общался даже ближайшим друзьям. Обманутые только од-
ними слухами, которые распространялись среди толпы, они
[шпионы] известили об этом римлян, которые легко этому
поверили и не столько известию, сколько своему внутрен-
нему желанию.

20. Они сейчас же ослабили свою ранее деятельную и
постоянную заботу и небрежнее стали нести охрану. Спустя
несколько дней было объявлено, что Мермерой умер. В
действительности же он скрывался в одной хижине, притом
так что и у самых близких его людей победило то же мне-
ние. Тогда еще больше римлянам стало казаться излишним
проводить бессонные ночи и чрезмерно трудиться. Вследст-
вие этого, оставив заграждения и труды, которым для этой
цели предавались, они стали вести распущенный образ жиз-
ни, спя целые ночи, проводя время в лагерях, не делая ниче-
го нужного и прекратив даже высылать разведчиков. Они
убедили себя, что персы, лишенные полководца, никоим
образом против них не пойдут, мало того - убегут как мож-
но дальше. Узнав об этом, Мермерой внезапно отбрасывает
хитрость и появляется перед персами таким же, каким бы
и раньше. Тотчас же, с величайшей быстротой подняв все
войско, искусно преодолев трудности пути, описанные
раньше, он приближается к укреплению и уже угрожает
римлянам, которые не могли защищаться, пораженные не-
ожиданным поворотом дела. Тогда Мартин решил очистить
этот пункт, прежде чем Мермерой совершенно проникнет
внутрь и причинит римлянам великое зло. Ибо каким обра-
зом им, будучи немногочисленными, было возможно удер-
жать множество врагов и не быть при первом же натиске
уничтоженными.

Таким образом обманутые варварами, совершая позор
нейшее отступление, они спешили соединиться с прочими
войсками. Войско, которым командовали Бесса и Юстин,
разбило лагерь в местности, расположенной недалеко от
Телефиса,[40] отстоящей от него на расстоянии только 7
стадий.[41] Там нет ничего, кроме горшечного базара, откуда
и название местности. По-римски эта местность называется
Оллария - то же самое, что по-эллински - Хитрополия.[42]
Когда уже многие, опередившие других вместе с Мартином
находились в безопасности, все полководцы решили, ожидая
неприятеля, выстроиться там и противостоять ему, мешая
его дальнейшему продвижению. В числе виднейших воена-
чальников был некто по имени Феодор, происходящий из
племени цанов, но воспитанный у римлян, отказавшийся от
варварских, хотя и отечественных нравов и приобщившийся
к их более высокой культуре. Итак, этот Феодор со своей
дружиной (за ним следовало не менее 500 его соотечествен-
ников) еще оставался у Телефиса, так как ему было прика-
зано Мартином уходить оттуда не раньше, чем увидит всех
наступающих неприятелей и разведает, насколько возможно,
их численность, их настроение и намерения.

21. Он же, смелый и на все способный, выполнил пору-
чение и затем, когда увидел множество персов, входящих в
укрепление, и установил, что они не остановятся здесь, но
одержимы желанием сражаться, тотчас начал отходить. Уви-
дя на пути многих из римлян, не спешивших в Хитрополию,
как это им было предписано, но врывающихся в жилища
лазов, грабя там хлеб, полбу и прочее съедобное, пытался
их отзывать, обвиняя в безрассудстве, как не сознающих,
какой опасности они подвергаются. Те из них, кто был ме-
нее жаден и распущен, призванные к благоразумию, присое-
цинялись к нему и медленно отступали. Феодору, однако, не
было возможности своевременно уведомить полководцев,
что Мермерой угрожает им. Персы же внезапно напали на
некоторых, продавшихся грабежу, не прекращающих его и
находящихся вне лагеря. Некоторые из них были убиты.
Другие же опрометью бежали и внезапно ворвались в лагерь
с шумом и жалобными воплями, так что неожиданностью
всех привели в замешательство. Безмерно напуганные воины
оставили лагерь. Военачальники же (войско не было еще
выстроено в боевой порядок), боясь, чтобы варвары не на-
пали на неподготовленных, отказались от ранее принятых
решений и не знали, как действовать. Не было времени для
выяснения обстановки, да этого не допускало само смятение
умов. Поэтому, снявшись с равнины и увлекая за собой все
войско, начали постыдное и беспорядочное отступление;
бегство прекратилось только тогда, когда добрались до Ост-
рова.[43] Отстоит же Остров от Телефиса приблизительно на
5 парасангов. Такой дневной переход совершили эти благо-
родные воины в своем поспешном бегстве. Парасанг, по
Геродоту и Ксенофонту, составляет 30 стадий, а у иверов и
персов - только 21. Так считают и лазы, но отнюдь не
пользуются этим термином, а употребляют термин
«передышка» и, по моему мнению, правильно. Ибо у них
носильщики тяжестей, пройдя один парасанг, снимают с
себя ношу и немного отдыхают, причем другие их сменяют
по очереди и сколько раз это делают, на столько путь изме-
ряют и делят. Но как бы ни называть парасанг. Остров от-
стоит от укрепления на 150 стадий. Местность эта сильно
укреплена и трудно доступна, будучи окружена речными
потоками. Ибо Фазис и Докон, стекая с Кавказских гор по
различным руслам и вначале очень далеко отстоя друг от
друга, здесь вследствие изменения местности постепенно
сближаются друг с другом, отделяясь небольшим простран-
ством, так что римляне, прорыв новое русло и преградив
реку Фазис плотиной, направили его течение в Докон. Та-
ким образом, обе эти реки в восточной части Острова со-
единяются и окружают местность. Отсюда они делятся, про-
изводя разные повороты и изгибы, и охватывают большое
пространство. Пройдя дальше на запад, сближаются и почти
сливаются, так что все, ими охваченное, образует остров.
Здесь-то и собрались римляне.

22. Мермерой же, придя в Хитрополию, сильно упрекал
своих за трусость и неповиновение и решил дальше не дви-
гаться и не нападать на Остров. Ибо он не мог ни доставить
продовольствия такому войску во враждебной стране, ни
быть готовым к осаде. Однако, не считая возможным воз-
вращаться в Телефис при тамошнем бездорожье, он бревна-
ми и специально для этого приготовленными лодками со-
единил берега Фазиса и, создав подобие моста, провел все
войско без всякой помехи. Он разместил персов в укрепле-
нии Оногурис, которое раньше создал против римлян в ок-
рестностях Археополя, воодушевил их, ввел туда другие
силы, укрепил все, как мог, а затем возвратился в Котаисий
и Мухиризис.[44] Пораженный болезнью и находясь в тяже-
лом положении, большую и сильнейшую часть своего вой-
ска он оставил там для охраны территории; сам же удалился
в страну, называемую Иверией. С трудом доставленный в
город, называемый Месхита, Мермерой, не будучи в силах
перенести тяжести болезни, здесь действительно умер. Это
был человек величайшего ума, сделавшийся виднейшим сре-
ди персов, опытнейший в военном деле, мужественный ду-
хом. Будучи уже престарелым и издавна хромая на обе ноги,
он не мог ездить верхом, но лишения переносил, как силь-
нейший юноша, и не отказывался ни от каких подвигов,
появлялся часто в строю, носимый на носилках, и этим
внушая страх врагам и поднимая дух своих. Распоряжаясь
всем должным образом, одержал много побед. Таким обра-
зом, полководческий дар зиждется не на силе тела, а на
благоразумии. Тогда бездыханное и обнаженное тело Мер-
мероя его близкие вынесли за город и оставили, по отцов-
скому обычаю, на растерзание нечистым псам и птицам,
которые питаются трупами.

23. Такой способ погребения соблюдают персы и в ре-
зультате этого после исчезновения мяса остаются голые
кости, беспорядочно разбросанные по полям. Класть же
умерших в какой-нибудь гроб или урну или погребать в
земле совершенно запрещается. А если птицы быстро не
налетают на труп или набросившиеся собаки быстро не рас-
терзают его, то считают, что такой человек был порочных
нравов, несправедлив и обречен на гибель, почему находит-
ся во власти злого божества. Тогда родственники еще боль-
ше оплакивают умершего, как совершенно погибшего и не
имеющего надежды на лучшую долю. Кого же пожрут быст-
рее всех, того величают как самого счастливого, а его душу
восхваляют, как наилучшую, богоподобную и отправляю-
щуюся в места блаженства. Что же касается рядовых и про-
стых людей, то если случится кому заболеть тяжкой болез-
нью в лагере, они выносятся еще дышащие и находящиеся в
сознании. И когда кто-нибудь таким образом будет вынесен,
рядом с ним кладется кусок хлеба, вода и палка, и пока он
в состоянии принимать пищу и остается у него сколько-
нибудь силы, он защищается этой палкой от нападающих на
него животных и прогоняет пожирателей. Если же еще он
не умер совершенно, а болезнь овладела им настолько, что
он уже не в состоянии рукой двинуть, то пожирают несча-
стного полумертвого и испускающего последний издох и
отнимают последнюю надежду выжить. Многие же, уже вы-
здоровевшие, возвращаются домой как бы на сцене или в
трагедии из врат тьмы, исхудалые, обезображенные и пу-
гающие встречных своим видом. Если же кто возвращается
таким образом, то от него все отвращаются и избегают ка
отлученного и еще находящегося под властью подземных
богов, и вернуться к прежнему образу жизни ему разрешает-
ся не раньше, чем будет очищена магами скверна угрожав-
шей ему смерти и он не получит разрешения снова жить.
Совершенно очевидно, что каждый народ считает лучшим и
справедливейшим тот обычай, к которому привык за долгое
время его существования, а поэтому избегает, осмеивает и не
доверяет всему тому, что делается в его нарушение.

Изобретены равным образом у людей и объяснения и
оправдания своих законов, разные у разных народов, иногда
соответствующие истине, иногда приспособленные для лег-
коверных. Поэтому, полагаю, нет ничего удивительного, что
и пером, оправдывая существующие у них обычаи, пытаются
доказать, что они наилучшие из всех существующих. Я же
чрезвычайно удивляюсь тому, что древнейшие обитатели
этой страны, будь это ассирияне, халдеи и мидяне, не при-
держивались этого. Ибо около города Ниневии и в Вавилон-
ской стране и, наконец, в самой стране мидян существуют
гробницы, могильные курганы некогда умерших, согласно
нашему обычаю, а не какому-либо другому, и положены ли
в них трупы или пепел, как это принято у эллинов, нигде во
всяком случае нет ничего похожего на то, что сейчас там
происходит.

24. Таким образом, они [раньше] не знали этого
[обычая] относительно погребения, тем более беззакония
относительно брака, каким они теперь злоупотребляют, жи-
вя бесстыдно не только с сестрами и племянницами, но от-
цы с дочерьми и, что особенно преступно - о законы, о
природа! - сыновья со своими матерями. Что и это пред-
ставляет их новшество, каждый ясно поймет из следующего.
Говорят, что древняя ассирийская Семирамида дошла до
такой распущенности, что захотела жить со своим сыном
Нином и соблазняла к этому юношу. Тот же отказывался и
приходил в негодование и когда увидел, что она объята
страстью и настаивает, то убил мать и избрал лучше это
преступление, чем то. И, если бы это дозволено было зако-
ном, я полагаю, Нин никогда бы не прибегнул к такой жес-
токости. Но зачем говорить о слишком древнем? Незадолго
до македонских времен и низвержения персов, говорят, Ар-
таксеркс, сын Дария, хотя не убил свою мать Парисатиду,
страдающую сходным с Семирамидой пороком и желающую
сойтись с ним, но с гневом отказал и отверг ее, так как это
нарушало благочестие, не соответствовало местным нравам
и не было принято в общественной жизни.

Современные же [персы] пренебрегли почти всеми ста-
рыми обычаями и отбросили их, а соблюдают другие, силь-
но развращенные обычаи, прельщенные учением Зороастра,
сына Ормузда. Нельзя точно установить, когда жил этот
Зороастр, или Зорад (ибо у него двойное имя), и когда ус-
тановил свои законы. Современные персы говорят просто и
без всякого разъяснения что он жил при Гистаспе, что вы-
зывает большое недоумение и не позволяет знать точно, был
ли это отец Дария или другой какой Гистасп.

Однако в какое бы время ни процветал этот наставник
и основатель священных обрядов магов, во всяком случае он
изменил старые священные обычаи и создал разные пороч-
ные верования. В древности же они почитали Юпитера и
Сатурна и всех прочих богов эллинов, с тем различием, что
не сохранили того же названия, но Зевса называли Белом,
Геракла Сандом, Афродиту Анаитидой и разных богов на-
зывали разными именами, как удостоверяют вавилонский
Берос,[45] Атенокл, Симак, описавшие древнейшую историю
ассирийцев и мидян.

Теперь же в большинстве вопросов сходятся с манихея-
ми, поскольку признают два первых начала: одно - доброе и
порождающее самое лучшее, а другое, - противоположное в
обоих отношениях. Дают им варварские названия, заимство-
ванные из их языка. Доброе начало - божество, или деми-
ург, - они называют Ормуздом, злое и вредоносное - Ари-
маном. Справляют праздники; главный из них называют
уничтожением зла; тогда доставляют магам множество уби-
тых змей и других диких животных, живущих в пустыне,
как бы в доказательство благочестия.

Они верят, что совершают этим доброе дело, угодное
доброму божеству и неугодное и вредное для Аримана. В
особенности почитают воду, так что не моют ею даже лицо
и другим образом не касаются, за исключением питья и по-
ливки растений.

25. Называют и почитают многих и других богов по эл-
линскому обычаю. Жертвоприношения, очищения и проро-
чества делаются также по эллинскому обычаю. Огонь у них
также почитается и считается величайшей святыней. Поэто-
му маги сохраняют его неугасимым в священных уединен-
ных зданиях и, взирая на него, совершают тайные священ-
нодействия и вопрошают относительно будущего. Это, пола-
гаю, перенято или от халдеев, или от другого какого-либо
народа и не соответствует остальному.

Таким образом, вера их, заимствованная у многих наро-
дов, является весьма разнородной. И, мне представляется,
это произошло не случайно. Я не знаю другого государства,
которое подвергалось бы таким многочисленным и разнооб-
разным переменам. Оно не могло длительный срок оста-
ваться в одном и том же состоянии, и так как в нем господ-
ствовали многочисленные и разные народы, то, естественно,
эно и сохраняет памятники различных верований и законов.
Первыми, о которых мы слышали, ассирияне, говорят, овла-
дели [народами] всей Азии, за исключением индусов, живу-
цих по ту сторону Ганга.

Кажется, что Нин первым создал там прочную власть, а
за ним Семирамида и, наконец, все их потомки до Бела,
сына Деркетада. Когда со смертью этого Бела прекратилось
потомство Семирамиды, некий Велитор садовник, попечи-
тель и начальник царских садов, удивительным образом
присвоил себе власть и передал своему роду, как пишут
Бион и Александр Полигистор.[46]

В царствование Сарданапала, как они пишут, когда цар-
ство ослабело. Арбах (мидянин) и Велизис (вавилонянин)
отняли власть у ассирийцев, умертвив их царя, и передали
мидийскому народу, когда прошло свыше тысячи трехсот
шести лет или немного более с того времени, как Нин за-
хватил там верховную власть. В этом с летописцем[47] Ктеси-
ем, Книдянином согласен и Диодор Сицилийский. Итак,
мидяне снова достигли власти, и все устанавливалось по их
законам. Когда и они владели властью не меньше 300 лет,
Кир, сын Камбиза, победив Астиага, передал власть персам.
И как ему этого не сделать, если он и сам был перс, и од-
новременно враждебен мидянам из-за столкновения с Ас-
тиагом. И персидские цари правили двести двадцать восемь
лет. Однако и их царство было совершенно уничтожено
иностранным войском и чужеземным царем. Ибо Александр,
сын Филиппа, убил царя Дария, сына Арсама, покорил всю
Персию и ввел [ее] в состав Македонского государства. Он
был так славен величием совершенных деяний и непобедим
в войне, что даже когда умер, его преемники, также македо-
няне, весьма долго удерживали чужую и враждебную
[страну] и достигли большого могущества.

И я полагаю даже, что они правили бы до настоящего
дня и удерживали бы власть, укрепленные славой основате-
ля, если бы не подорвали свое могущество взаимными рас-
прями и частыми войнами как между собою, так и с римля-
нами ради приобретения большего, так что перестали ка-
заться соседям неодолимыми. Тем не менее держали власть
немногим менее мидян, меньше только на семь лет (так как
и в этом следует верить Полигистору). После того как они
правили столько времени, они были лишены власти парфя-
нами, народом, ранее подвластным им и совершенно неиз-
вестным. И затем те управляли всем царством, кроме Егип-
та. Главой восстания против них был Арсак, так что его
преемники назывались арсакидами, а Митридат немного
спустя сделал имя парфян еще более славным.

26. Свыше двухсот семидесяти лет прошло от первого
Арсака до Артабана, последнего царя, когда дела римлян
управлялись Александром, сыном Маммеи. В это время там
начал правление род современного нам Хосрова. Тогда пер-
сидское государство, существующее до настоящего времени,
получило начало и первоначальное свое устройство. Некто
Артаксар по имени, персидский муж, вначале совершенно
никому не известный и ничем не знаменитый, но весьма
энергичный и способный к великим деяниям и весьма при-
годный для низвержения существующего, собрал заговорщи-
ков, напал на царя Артабана и убил его, возложив на самого
себя кидар,[48] и, уничтожив могущество парфян, снова воз-
вратил персам их царство. Он был привержен к учению ма-
гов и совершал их таинства. С того времени усиливается и
род магов и преисполняется гордыней. Таким он был и
раньше и издревле сохранял эту репутацию, но не подни-
мался еще до такого почета и такой свободы; иногда же был
и презираем находящимися у власти. Это показывает сле-
дующее. Когда Смердис, некий маг, захватил власть после
Камбиза, сына Кира, персы, поддерживавшие Дария, не со-
чли происшедшее непоправимым, но убили самого Смерди-
са и множество тех, кто оказались его единомышленниками,
так как непозволительно магам посягать на царский престол
и устраивать козни. Эти убийства казались им не только не
преступными, но и достойными увековечения, так как они в
память этого возмущения установили празднество под на-
званием «избиение магов» и приносили в память этого со-
бытия благодарственные жертвы.

Теперь же все их [магов] почитают и превозносят и все
общественные дела устраиваются по их советам и предска-
заниям. Каждому частному лицу, когда дело касается суда
или других случаев, они предписывают и навязывают то, что
нужно сделать. И вообще у персов ничего не признается
законным и справедливым, если оно не одобрено магом.

27. Говорят, что мать Артаксара вышла замуж за некое-
го Пабека, совершенно незнатного человека, сапожника по
профессии, но хорошо изучившего движение звезд, который
легко мог предугадывать будущее. Некий военный человек
по имени Сасан, случайно совершая путь по стране Кадусе-
ев, пользовался гостеприимством у Пабека и находился в
его жилище. Тот же каким-то образом (думаю, как предска-
затель) предугадал, что потомство гостя будет знаменитей-
шим и известнейшим и достигнет великого счастья. Он пе-
чалился и скорбел, что у него нет ни дочери, ни сестры,
никакой другой женщины, близкой родственницы, и нако-
нец уступил ему свое ложе и свел его со своей женой, не-
обычайно смело пренебрегая стыдом, променяв бесчестье и
позор на предстоящий в будущем жребий. Так родился Ар-
таксар и был воспитан Пабеком. Когда же, став юношей, он
весьма храбро захватил царскую власть, тотчас возник спор
и жестокая ссора между Сасаном и Пабеком. Каждая сто-
рона хотела назвать его своим сыном. С трудом оба согла-
сились на том, чтобы он действительно назывался сыном
Пабека, но рожденным от семени Сасана. Говоря о таком
происхождении Артаксара, персы утверждают, что оно ис-
тинно и что так записано в царских пергаментах. Я пере-
числю немного позже и имена всех, которые царствовали
после него и к этому [добавлю], сколько времени каждый
царствовал, хотя это опускалось всеми историками до на-
стоящего времени, и они не считали важным исследовать
это. Но цари римлян, начиная от Ромула и еще раньше, от
Энея, сына Анхиза, перечисляются до Анастасия и Юстина
Старшего. Цари же персов, - я говорю о тех, которые цар-
ствовали после изгнания парфян, - противополагаемые друг
другу, не разделяются подобным образом хронологическими
датами. А это должно сделать. Я тщательным образом со-
брал о них то, что записано ими самими, и полагаю, что пере-
числение всех принесет большую пользу настоящей работе.

Сделаю это в дальнейшем, когда сочту необходимым,
хотя предстоит дать голые перечисления многих имен, при-
том варварских, причем некоторые из них не совершили
ничего, достойного упоминания. А в настоящее время скажу
только одно ради ясности и запоминания, что в двадцать
пятый год царствования Хосрова кончается триста девятна-
дцатый год [этого периода]. В то время велись войны в
стране колхов и приключилась смерть Мермероя. Тогда же
шел двадцать восьмой год управления римлянами императо-
ром Юстинианом.

28. Прежде чем перейти к дальнейшему, остановлюсь
немного на Хосрове. Ибо его восхваляют и удивляются ему
не по его заслугам не только персы, но даже некоторые и
римляне, как любителю наук, достигшему вершин филосо-
фии, причем эллинские произведения были ему переведены
на персидский язык, и даже говорят, что он изучил Стаги-
рита лучше, чем пеанийский оратор[49] сына Олора,[50] что он
насыщен учениями Платона, сына Аристона, что от него не
ускользнули ни Тимей, хотя последний весьма богат геомет-
рическими теориями и исследует движения природы, ни
Федон, ни Горгий и никакой другой из красивейших и
труднейших диалогов, такой, скажем, как Парменид. Я, од-
нако, отнюдь не считаю, что он получил такое прекрасное
образование и даже достиг его вершины. Каким образом эта
чистота старых имен, естественная грация, соответствующая
и приспособленная к природе самих вещей, могла быть со-
хранена варварским и грубейшим языком? Каким образом
человек, воспитанный с детских лет в царской гордыне и
постоянной лести, ведя образ жизни самый варварский,
стремящийся к воинам и сражениям, - каким образом, живя
так, он мог добиться крупных и достойных упоминания ус-
пехов в науках и упражняться в них? Если кто его похвалит
за то, что, будучи царем и персом, имея заботу о стольких
народах и делах, он все же стремился в некоторой степени
вкусить научного знания и гордился этим, то за это я удо-
стоил бы человека похвалы и предпочел бы прочим варва-

рам. Если же его называют весьма ученым и почти что превос-
ходящим всех когда-либо занимавшихся философией и счита-
ют, что якобы он изучил начала и законы всех искусств и наук
в таком размере, какой перипатетики определяют для образо-
ваннейших, то все думающие так весьма ошибаются, не забо-
тясь об истине, а следуя только мнению толпы.

29. Был некий человек, сириец родом, по имени Ура-
ний. Он бродил по столице, объявляя, что он занимается
медицинским делом. Из аристотелевских же учений он ос-
новательно ничего не знал, а хвалился, что знает много
кичась своим задором на собраниях. И часто, приходя к
портикам дворца и сидя в книжных лавках, он спорил и
величался перед собравшимися там и ведущими обычные
споры о божестве, какова его природа и сущность, доступно
ли оно страданиям, о неслиянии и тому подобном. Громад-
ное большинство спорящих не очень усердно посещало
грамматические школы и не отличалось безукоризненной
жизнью; тем по менее [оно] считает легким и самым спод-
ручным [делом] перепрыгнуть, так сказать, через порог и
заниматься рассуждениями о божестве - предмете, столь
недоступном и возвышенном, превышающем [разум] человека,
о котором можно знать только одно то, что оно непознаваемо.

Поэтому они постоянно собираются вместе поздно вече-
ром, после попойки и невоздержанности, и начинают раз-
глагольствовать, как им заблагорассудится, о возвышенных
и божественных предметах, всегда болтая одно и то же. Они
не убеждают друг друга, упорно держатся своих мнений при
всяких обстоятельствах, в споре злятся друг на друга, бро-
сают друг другу открытые оскорбления, издавая отврати-
тельные звуки, как играющие в кости. Так кончаются у них
споры и они с трудом расходятся, не приобрев и не дав ни-
чего полезного и становясь вместо друзей отъявленными
врагами. Среди них первое место занимал этот Ураний, не
переставая разглагольствовать и извергать брань, как Терсит
у Гомера.[51] Хотя не было у него никаких прочных суждений
о боге, и он не знал, какие следует противопоставить в спо-
рах аргументы, но он то возражал против первого тезиса
спора, то вместо ответа задавал встречный вопрос о предме-
те спора, не позволяя, чтобы спор шел упорядоченно, но
запутывал и ясное и добивался, чтобы истина не была най-
дена. Он желал поддержать так называемое скептическое
учение, давать ответы по Пиррону и Сексту и, наконец, вне-
сти положение, что нельзя знать ничего достоверного.[52] Но
и это учение он не усвоил должным образом, а только по-
лучил самое незначительное знакомство с ним, чтобы иметь
возможность обманывать и водить за нос не получивших
никакого образования. Будучи невежественным в науках, он
еще более был невежествен в жизни. Придя в дома богачей
и пожирая нещадно наиболее изысканные кушанья и часто
общаясь с фириклийским кубком, произнося вследствие
опьянения самые бесстыдные и непристойные слова, он вы-
зывал сильный смех, так что, случалось, и бывал бит по
щекам; в лицо его бросались чаши и всякие смешанные
остатки обеда. Он был общим посмешищем для пирующих,
не меньшим, чем скоморохи и мимы.

И вот, будучи таким, Ураний явился как-то к персам,
захваченный послом Арсовиндом. Будучи обманщиком, че-
ловеком, приспособляющимся к обстоятельствам и способ-
ным приписать себе несуществующие достоинства, он тот-
час же облекся в достойнейшую одежду, которую у нас на-
девают ученые и учителя наук. Так, с торжественным и
важным видом он появляется перед Хосровом. Тот, пора-
женный новизною зрелища и вообразив, что имеет дело с
чем-то священным и что он на самом деле философ (ибо он
так и назывался), принял его с радостью и благожелательно-
стью. А затем, созвав магов, вступил с ним в собеседование о
творении и природе, о том, является ли все существующее веч-
ным и можно ли признавать единое начало всего существующего.

30. Ураний и тогда не сказал ничего дельного, не уста-
новил и единого начала. Одним только тем, что был быстр
и весьма болтлив, как Сократ говорит в «Горгии», «сам ни-
чего не зная среди ничего незнающих», одержал победу.
Этот глупый шут так воздействовал на царя, что тот одарил
его множеством денег и удостоил пить за его здоровье, при-
гласив к своему столу. Этого еще не случалось ни с кем
другим и он часто клялся, что никогда не видел подобного
мужа, хотя раньше он действительно видел самых лучших
философов, пришедших отсюда к нему. Действительно, не-
много раньше этого Дамасский сириец, Симплиций кили-
киянин, Евлалий фригиец, Прискиан лидиец, Гермий и Дио-
ген финикияне[53] представляли, выражаясь поэтическим язы-
ком, цвет и вершину всех занимающихся философией в на-
ше время. Они не приняли господствовавшего у римлян
учения о божестве и полагали, что персидское государство
много лучше, будучи убеждены в том, что внушалось им
многими, а именно, что там власть справедливее, такая, ка-
кую описывает Платон, когда философия и царство объеди-
няются в одно целое, что подданные все без исключения
разумны и честны, что там не бывает ни воров, ни грабите-
лей и не претерпевают никакой другой несправедливости,
так что если кто-нибудь оставил свое ценное имущество в
самом пустынном месте, то его не возьмет никто, случив-
шийся в том месте, но оно останется в целости, если и не
охранялось, для оставившего его, когда этот возвратится.
Они были убеждены в этом, как в истине. К тому же им
запрещено было и законами, как не принявшим установлен-
ных верований, оставаться в безопасности дома. Поэтому
они немедленно собрались и отправились к чужим, живу-
щим по совершенно другим обычаям, чтобы жить там в
дальнейшем. Там все они скоро увидели, что начальствую-
щие лица слишком горды, непомерно напыщены, почувст-
вовали к ним отвращение и порицали их.

Затем увидели много воров и грабителей, из которых
одних ловили, другие скрывались. Творились и всякие дру-
гие беззакония. Богатые притесняли убогих. В отношениях
друг с другом [персы] обычно были жестоки и бесчеловеч-
ны, и, что бессмысленнее всего, они не воздерживались от
прелюбодеяний, хотя позволено каждому иметь сколько
угодно жен, и они действительно их имеют. По всем этим
причинам философы были недовольны и винили себя за
переселение.

31. Когда же переговорили с царем, то и тут обманулись
в надежде, найдя человека, кичившегося знаниями филосо-
фии, но о возвышенном ничего не слышавшего. Мнения их
не совпадали. Он придерживался других [взглядов], о кото-
рых я уже упоминал. Не перенеся неистовств кровосмеси-
тельных связей, они вернулись как можно скорее, хотя он
их почитал и приглашал остаться. Они же считали, что для
них будет лучше, вступив в римские пределы немедленно,
если так случится, умереть, чем [оставаясь там] удостоиться
величайших почестей. Так, они все вернулись домой, сказав
прощай гостеприимству варвара. Получили, однако, и поль-
зу от пребывания вне отечества и [в деле] не кратковремен-
ном и малом, но благодаря этому вся их последующая жизнь
протекла мирно и сообразно их желанию. Когда в это время
римляне и персы заключили между собою договор о мире,
то в условия мира было включено положение, что эти люди,
по возвращении их к своим, должны жить в дальнейшем без
всякой боязни и чтобы их не вынуждали изменять свои
убеждения, принимать какие-либо верования, кроме тех,
которые сами одобрят. Хосров оговорил, что мир будет
иметь силу не иначе, как при этом условии. Говорят, что на
обратном пути с ними приключилось нечто удивительное и
достойное памяти. Ибо, когда они отдыхали в одной пер-
сидской местности, они заметили там труп человека, недав-
но умершего, брошенного непогребенным. Тогда они, воз-
мущенные жестокостью варварского обычая и считая не-
пристойным видеть так оскорбляемую природу, при помощи
своих слуг покрыли, как могли, труп и погребли, предав
земле. Когда в эту ночь все заснули, одному из них (я не
могу назвать его имя) снилось, что он видит старого челове-
ка, совершенно неизвестного и которого нельзя было уз-
нать, но почтенного и достойного уважения, напоминающе-
го философа видом своей одежды и длинной свисающей
вниз бородой, который выкрикнул ему, как бы приказывая
и увещевая, следующее изречение: «Не погребай того, кто
не подлежит погребению. Не препятствуй, чтобы труп сде-
лался пищей собак. Мать всех - земля - не принимает че-
ловека, насиловавшего свою мать». Он, быстро пробудив-
шись от страха, рассказал о сновидении прочим. Они же
вначале недоумевали, что означает этот сон. Когда, подняв-
шись рано утром, они продолжали намеченный путь, прохо-
дя ту местность, - так требовало местоположение, - где они
наскоро совершили погребение, они увидели обнаженного
мертвеца, снова лежащего на поверхности, как будто земля
его каким-то образом автоматически выбросила на поверх-
ность и не позволила схоронить его нерастерзанным. Пора-
женные необычным зрелищем, не делая уже никаких попы-
ток применять свои обычаи, они обдумали сон и истолкова-
ли в том смысле, что персы несут наказание и мучение ос-
таваться непогребенными и по заслугам быть растерзанными
собаками за невоздержанность по отношению к матерям.

32. Ознакомившись с этими людьми, Хосров все же еще
больше полюбил Урания и нуждался в нем. Причина же
этого, как я думаю, коренится в свойствах человеческого
рода. Тех, кто к нам ближе подходит и походит на нас, мы
привыкли считать друзьями и наилучшими людьми, а пре-
восходящих нас чуждаться и отвращаться от них. Поэтому,
когда тот возвратился сюда, [царь] дал ему дружественные
письма, величая своим наставником. Тот и раньше был не-
выносим, теперь же он был опьянен воспоминанием о
дружбе царя: на всех пирушках и собраниях он надоедал
всем, не желая петь никакой другой песни, кроме как о
почтении, которым удостоил его Хосров, и о тех разгово-
рах, которые они вели. И этот «благородный» человек вер-
нулся еще более глупым, чем был раньше, как будто ради
этого он проделал такой длинный путь. И хотя на деле он
был человеком самым пустым и достойным посмеяния, од-
нако тем,, что варвар его часто прославлял и хвалил, он вне-
дрял у многих глубокое убеждение в своей выдающейся
учености. Те, кто воспринимает все легкомысленно, не вни-
кая, кто хвалит, кого хвалит и за что, и прислушивается
жадными ушами к незнакомым вещам и нелепым рассказам,
легко верят им, особенно если они сообщаются с важностью
и апломбом. Можно по справедливости удивляться Хосрову
за его подготовку войск, хорошее управление ими и в осо-
бенности за постоянный боевой труд, так как он не отсту-
пал ни перед какими трудностями, ни перед старческой сла-
бостью. В науках же и философии он должен быть призна-
ваем таким, каким по справедливости является объявляю-
щий себя товарищем и учеником этого Урания.
 

                                   >>далее>>