Два следующих письма (№ 70 и 71. — В.С.) я написал во время моего пребывания в деревне, якобы обращаясь к тому, кто записывает бочки с молодым вином, ввозимые через городские ворота. Второе же, составленное арифметическими приемами, содержит в себе несколько изящных умственных задач и предполагает, впрочем, первое.

     № 70
     Еще восемь бочек молодого вина, до сих пор остававшиеся у нас, доставляются тебе, а именно как материал для регистров. Возникнув, эти регистры разъясняют налогоплательщикам справедливые требования и налоги наилучшего и божественнейшего повелителя и императора, которые мы предоставляем как подобает, зачисленным же на службу — свободные от какого-либо обмана деятельность и взимание. Но прежде всего они нам внушают уверенность, что никогда не потребовался бы взнос с этих товаров, будь сборщики налогов справедливыми. Действительно, тем, которые платят как подобает, никогда не удалось раньше, несмотря на многие усилия, ввезти бочки с молодым вином, не отдав прежде вам золотые монеты. С другой стороны, с тех, которые поименно оказались внесенными в список без затруднений, ничего не требуется, хотя ваше средство убеждения могло бы привести к другим результатам.
     Стало быть, ты внеси в регистр, как обычно, отметив соответствующее число, поскольку восемь подсчитанных бочек присоединились ко многим другим, и позволь незанятым грубым погонщикам волов, как обычно, быстро отъехать, чтобы, возвратившись затем к нам, они доставили новый материал для твоих регистров и создали тебе, любезнейший, безмятежное настроение вследствие множества бочек; я думаю, считающим ежедневные доходы самое приятное, конечно, то, если выпадал случай загибать много раз друг за другом пальцы рук. Так вот, шесть воловьих упряжек теперь привозят тебе восемь бочек, сначала по две каждая согласно общему имени, затем бочка за бочкой, как придется, другие.

     158. ШУРИНУ, ГОСПОДИНУ МЕФОДИЮ СИРОПУЛУ.
     Путешествие продолжалось около четырех дней, мы же весь последний из них находились в сильном отчаянии, страхе и раскаянии. Ибо кто не был бы приведен в замешательство, как совершенно непривычный и не пребывая вне городских границ даже краткое время, если он идет весь день один или с двумя или тремя (спутниками.— В.С.) по дебрям и также всевозможным и самым ужасным кручам понтийских рубежей, где обитают многочисленные дикие звери и много видов змей?
     Но сверх того нас побуждало рыдать, безутешно скорбеть и стонать при виде деревень, уничтоженных варварами, и ежечасно монастырей, то разрушенных, то оскверненных, о горе, слугами преступнейшего Мухаммеда, при виде благоговейно чтимых образов святых, втоптанных в грязь. О, сколь многочисленные родники, сколь многочисленные источники были испорчены с бесчеловечным безумием, те, которые были сооружены с пылким усердием души в высшей степени красиво и со всей радостью, я полагал, бы охотнее всего — как в раю. Что следует сказать? Это нуждалось бы в трагедиях Эсхила и Софокла: я думаю, однако, что избыток несчастий совершенно затмил бы их язык. Я хотел по порядку рассказать об этих несчастьях, однако из-за обилия их и скорби совершенно не могу говорить; н ты видишь, как сбивчиво написано письмо и что оно не соблюдает подобающего построения.
     Ниспошли же своими молитвами, благочестивейший, всегда пользоваться милостью всеблагосклонного бога с освобождением от всякой опасности и всяческой дьявольской злобы; если только ты за нас будешь молиться — в чем я убежден и знаю это совершенно точно — мы не будем сомневаться, что изведаем это со стороны всевидящего (бога. — В.С.).