Константин VIII

КОНСТАНТИН VIII

I. После смерти Василия власть взял в свои руки его брат Константин. Все
уступили ему владычество, поскольку умирающий император, призвав Кон-
стантина во дворец, сам вручил ему бразды правления. Во главе государ-
ства он встал на семидесятом году жизни и как человек нрава мягкого,
с душой, падкой до всяческих удовольствий, найдя казну полной денег,
дал волю своим наклонностям и предался наслаждениям.

II. Сочинение, ему посвященное,[1]так рисует этого мужа. Он был бес-
печного нрава и не слишком властолюбив, при сильном теле был трус-
лив душой. Уже старик, не способный вести войну, он раздра-
жался от любого дурного известия, и когда наши соседи-варвары
поднялись против нас,[2] успокаивал их титулами и дарами, с вос-
ставшими же подданными расправлялся беспощадно и если видел
в ком бунтовщика и мятежника, наказывал без следствия и при-
нуждал к повиновению не милостью, а жестокими и разнообраз-
ными пытками. Человек вспыльчивый, он легко поддавался гневу,
верил любым наговорам, особенно если подозревал, что кто-то по-
кушается на царскую власть, и карал за это сурово: злоумышлен-
ников он не подвергал опале, не изгонял и не заключал под
стражу, а немедленно выжигал им глаза железом. Такое наказа-
ние он определял всем за проступки тяжелые и легкие, независимо
от того, действительно человек виновен или только дал пищу для
слухов, — ведь царь не заботился, чтобы наказание соответство-
вало прегрешению, а хотел лишь избавить себя от беспокойства,
Кара эта казалась ему самой легкой, и он предпочитал ее другим,
так как она делала подвергшихся наказанию беспомощными су-
ществами. Он применял ее без разбору к людям большим и малым,
а порой расправлялся и с церковнослужителями, не жалея даже
епископов, ибо, поддавшись внезапной ярости, становился неумо-
лим и глух к любым увещеваниям.[3] При такой вспыльчивости
Константин, однако, не был лишен и сострадательности, не любил
зрелища чужих несчастий и был добр к искавшим его сочувствия.
Да и гнев его длился не долго, как у его брата Василия, а быстро
проходил, и он горестно раскаивался в содеянном. При этом, если
кто-нибудь вовремя гасил его ярость, он воздерживался от нака-
заний и благодарил остановивших его. Когда же препятствий не
оказывалось, гнев увлекал его ко злу, но при первых же извине-
ниях Константин начинал терзаться, горячо обнимал пострадав-
шего, проливал слезы и оправдывался в жалостных речах.

III. Благодетельствовать подданных он умел лучше любого
другого императора, однако в милостях не соблюдал справедливого
равенства и близким своим оказывал благодеяния без всяких гра-
ниц, раздавал им золото, как песок, а в отношении людей от него
далеких проявлял эту добродетель в меньшей степени. Окруже-
ние же его составляли большей частью те, кого он еще в детстве ве-
лел лишить детородных членов и взял к себе в качестве доверен-
ных и домашних слуг. Эти люди не принадлежали к благородному
и свободному сословию, но были чужеземцами и варварами. По-
лучившие от Константина образование и воспитанные им по его
образу и подобию, они были удостоены наибольшего почета и
уважения. Позорная участь этих людей искупалась их нравом:
они были великодушны, не жадны до денег, щедры и обладали
другими прекрасными и благородными свойствами.[4]

IV. Этот император еще в юные годы, когда самодержцем стал
его брат Василий, женился на женщине из благородного и почтен-
ного рода, по имени Елена, дочери небезызвестного Алипия, в то
время человека весьма значительного. Жена, прекрасная лицом и
добрая душой, умерла, родив императору трех дочерей.[5] Она рас-
сталась с жизнью, прожив отмеренные ей годы, а дочери, оставаясь
во дворце, получали царское воспитание и образование. Импера-
тор Василий к ним был весьма расположен и очень их любил, но
большой заботы не проявлял и, сохраняя императорскую власть
для брата, ему и поручил печься о дочерях.

V. Старшая из них не была похожа на свою родню, обладала
ровным характером и не блистала красотой, ибо еще в детстве
была обезображена заразной болезнью. Средняя, которую в ее
пожилые годы мне довелось видеть самому, имела нрав царствен-
ный, наружность великолепную, характер величественный и пол-
ный достоинства — я расскажу о ней подробно в своем месте, ибо
сейчас я только кратко упоминаю о сестрах. Третья ростом была
высока, речью отличалась сжатой и гладкой, но красотой уступала
сестре. Император, их дядя Василий, умер, так и не проявив о них
истинно царской заботы, да и отец, придя к императорской власти,
не принял никакого разумного решения, если не считать того, как
он уже перед смертью распорядился в отношении средней, самой
из них царственной, — но об этом расскажу позже. Эта сестра,
как и младшая, согласна была с волей дяди и отца и ни о чем
большем не помышляла; старшая же, по имени Евдокия, или не
желая властвовать, или стремясь к высшей участи, попросила отца
посвятить ее богу. Тот немедля согласился и отдал всевышнему
свое дитя как дар и приношение сердца. В отношении же других
помыслы его оставались тайной. Но об этом пока ни слова.

VI. Расскажем, однако, о самодержце, ничего не прибавляя и
ничего не отнимая от действительности. Приняв на себя всю пол-
ноту власти, он, неспособный истощать себя заботами, поручил
дела людям ученым, а на себя взял только прием послов и неко-
торые другие обязанности полегче, при этом восседал с царствен-
ным видом и, пускаясь в словопрения, поражал всех слушателей
доводами и доказательствами. С науками он был не очень знаком
и лишь слегка, по-ученически причастен к эллинской образован-
ности. Но, человек по природе способный и приятный, владея бой-
ким и изящным слогом, он прекрасными речами помогал появ-
ляться на свет мыслям, рожденным в его душе. Несомненно, и
некоторые из императорских посланий он диктовал сам (это со-
ставляло предмет его гордости), и самая проворная рука не по-
спевала за его речью, а ведь у него не было недостатка в искусных
и быстрых писцах, какие встречаются не часто; цепенея от ско-
рости речи,-они записывали поток его мыслей и слов специальными
значками.[6]

VII. При огромном, почти в девять стоп, росте, он был еще
и очень силен, обладал здоровым желудком и от природы приспо-
соблен к поглощению пищи. Искусный кулинар, он добавлял
к блюдам приправы для цвета и запаха и возбуждал свою природу
к чревоугодию. Раб желудка и любовных желаний, он подвергся
болезни суставов, и особенно мучили его ноги, так что он даже
ходить был не в состоянии. Поэтому после прихода к власти
никто не видел, чтобы он отважился передвигаться на своих ногах,
в седле же сидел вполне уверенно.

VIII. Особенно самозабвенно любил он зрелища и ристания,
всерьез занимался ими, менял и по-разному сочетал коней в уп-
ряжи, думал о заездах, а также восстановил и ввел в театре[7] давно
забытые состязания босиком и не наблюдал за ними, как подобает
царю, а сам вступал в борьбу с соперниками, требуя при этом,
чтобы противники не поддавались ему, как императору, но упорно
сопротивлялись и давали ему возможность одержать над ними еще
более доблестную победу. Он также любил разглагольствовать
о состязаниях и приноравливался к нравам простых горожан. Не
меньше театров любил он охоту, выносил зной, выдерживал холод,
превозмогал жажду и особенно искусен был в схватках с дикими
зверями; ради этого он обучился стрелять из лука, метать копье,
ловко обнажать меч и поражать стрелой цель.

IX. Насколько он пренебрегал своими царскими обязанностями,
настолько был увлечен игрой в кости и шашки. Эта забава его
увлекала, и он так ею бредил, что во время игры не обращал вни-
мание на ожидавших его послов и отказывался разбирать самые
неотложные дела, не отличал ночи от дня и при огромном своем
аппетите вовсе воздерживался от пищи, если только хотел бросать
кости. Так вот к нему, делающему ставкой в игре империю, и
приблизилась смерть, и вместе со старостью пришло неизбежное
угасание природы. Почувствовав приближение конца, он, то ли
вняв чужим советам, то ли сам поняв эту необходимость, стал
искать наследника, которому собрался отдать в жены среднюю
дочь. Однако, поскольку он никого из членов синклита[8] до того
времени не наметил, ему было трудно сделать определенный выбор.

X. Жил в то время некий муж — один из первых в синклите,
возведенный в сан эпарха (это царственное достоинство, хотя и
без пурпура)[9] который с ранних лет был женат и потому ока-
зался негодным в преемники. Родом и достоинством он был самым
подходящим человеком, но к жене своей относился отнюдь не по-
философски, и из-за этого его женитьба на императорской дочери
представлялась всем весьма затруднительной.[10] Так обстояли дела
с этим мужем. Но император Константин, которому приближаю-
щаяся смерть не позволяла быть чересчур разборчивым и уже
не оставалось времени для раздумий, признал прочих недостой-
ными царского свойства и на всех парусах души своей устремился
к этому мужу. Зная, однако, что его жена противится этим пла-
нам, он сделал вид, будто сурово гневается на мужа и послал лю-
дей, чтобы подвергнуть его жестокому наказанию, а ее принудить
к отречению от мирской жизни. Не разглядев тайного замысла и
не поняв, что царский гнев — одно притворство, жена сразу же
поддалась на уловку, обрезала себе волосы, сменила одежды на
черные и ушла в монастырь. Роман же (таково было имя мужа)
прибыл во дворец, чтобы породниться с царем, и как только уви-
дел прекраснейшую из дочерей Константина, так сразу и вступил
с ней в царское супружество.[11] Ее же отец, прожив ровно столько,
сколько надо было, чтобы увидеть свершение брака, умер, оставив
власть зятю Роману.[12]

*****

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Пселл ссылается на какое-то сочинение, послужившее источником для
этой части «Хронографии».

2. При Константине имело место вторжение печенегов на территорию
Болгарии.

3. Скилица (Скил., 371) приводит длинный список людей, которых велел
ослепить император Константин. Среди них высшие сановники империи и
отпрыски старинных родов.

4. На протяжении всей истории Византии евнухи играли очень большую
роль в административном аппарате, войске и церкви. Им было доступно по-
давляющее большинство высоких должностей и титулов, а некоторые из долж-
ностей занимались исключительно скопцами. Особенно много евнухов на-
ходилось при императорском дворце в непосредственном окружении импера-
тора. Евнухов, возведенных Константином на высшие должности, поименно
перечисляет Скилица (Скил., 371). Этот историк резко осуждает Констан-
тина за пренебрежение родовитыми людьми, а его любимцев-скопцов наделяет
самыми бранными эпитетами. Это они, по словам Скилицы, «все наполнили
беспорядком и смутой и чуть было не погубили царство».

5. Дочери Константина: Евдокия, Зоя и Феодора. О двух последних (бу-
дущих императрицах) Пселл подробно рассказывает в дальнейшем.

6. Любопытное свидетельство существования при царском дворе не только
секретарей, но и стенографистов.

7. Никакого театра в Византии не существовало. Театром или Великим
театром византийцы называли обычно ипподром — огромный открытый цирк,
примыкавший к Большому императорскому дворцу. Ипподром вмещал не
менее 40 тыс. зрителей, на нем происходили всевозможные церемонии, зре-
лища, скачки, состязания и т, п.

8. Синклит — высший совет византийской знати. В его состав входили
чины первых двенадцати степеней.

9. Эпарх — высшее гражданское должностное лицо Константинополя. Ему
принадлежали главным образом хозяйственные, полицейские и судейские функ-
ции. Под началом эпарха находилось специальное ведомство. Как видно, Пселл
очень высоко оценивает роль эпарха, уподобляя его власть царской.

10. Расторжение брака в Византии было весьма затруднено и осуждалось
морально. Вступление во второй брак тоже было связано с определенными
трудностями. Пселл, как человек «свободомыслящий», считает такое отношение
к браку и разводу «не философским».

11. Роман женился на Зое 12 ноября 1028 г., а тремя днями позже был
провозглашен императором.

12. Сначала умирающий император решил выдать свою дочь за Констан-
тина Даласина (см, о нем ниже). Затем, однако, по настоянию одного из при-
дворных, он переменил свое решение и послал за Романом. Согласно Скилице
(Скил., 374), Роман был поставлен перед выбором: жениться на Зое и на-
следовать власть или лишиться глаз. Сомнения Романа разрешила его жена,
добровольно ушедшая в монастырь.